Сразу говорю, - это просто попытка. Антиутопии-через-двадцать-лет не получилось: автору почему-то кажется, что «через двадцать лет» надо было бы начинать словами «После того, как началась мировая война…»
Поэтому получилась какая-никакая антиутопия-в-пределах-полугода-после. Местами дарк, глюки, неканоны и полуканоны, заявленное АУ, смерть персонажей, что естественно, автор сцуко судмедэксперт. Но сабмаркет, как его представляет автор, таки гроуз.

Названия нету, но если бы было, то оно было бы чем-то про бездну, которая всматривается и т.д. - в общем, мрачное и обязательно про взгляд.
Внезапно – не то чтобы сонгфик, но саундтреком вполне можно считать пинкфлойдовское Hey You .


Пять страниц Ворда 12 шрифтом сдохнуть можно
***
- Я хотел спасти, - говорит Лайт, - Мацу, ты вспомни, что сталось с Саю. Что они сделали с Саю…
Судорога проходит по его лицу, как трещина по камню.
Сейчас он не похож на изваяние юного бога – сейчас он как никогда похож на сестру. Ни на ту, какой она была, - на ту, какой она… стала.

Не выпуская пистолета, Мацуда подносит руку ко лбу и закрывает глаза – просто чтобы не видеть, как в бледных пальцах Ниа покачивается фигурка человека, сломавшего его жизнь,– покачивается туда-сюда, туда-сюда.
Минута, чтобы сосредоточиться, минута, чтобы вспомнить, думает он…
Этой минуты оказывается достаточно.

Красно-золотые глаза жадно вглядываются в умирающего: мягкие волосы, потемневшие от пота, прилипли ко лбу, в зрачках отражается тусклый свет, опрокинутый полумесяц улыбки стал трагическим оскалом.
Эдакая невозмутимость при жизни, - а в смерти навсегда останется вот таким. Забавно, правда?
- Кровью! Лайт пишет своей кровью! А…
И, как бы то ни было, белый детектив готов, не так ли? Лайт выиграл свой приз – противостояние завершилось победой. После того, как король получает мат – остальные фигуры противника просто убирают с доски.
- Убей их. Пиши, Рюук, записывай же!
Почему бы и нет.

Эта, с соломенной шевелюрой, спускает курок почти раньше, чем Ниа падает, и пуля, разумеется, поражает цель, - но кому до этого дело? Владелец Тетради не умрет, пока ему не позволит истинный, ее настоящий Хозяин.
Несмотря на то, что женщина продолжает стрелять, пока не кончаются патроны, и не опускает оружия даже когда, сделав шаг вперед, точно натыкается на невидимую стену и мягко оседает на пол – Рюук не исключает возможности того, что она знает о бесполезности своих действий
Смертные иногда чувствуют такие вещи.

Когда Айзава оказывается рядом с Лайтом, он даже успевает схватить его за плечо – но стряхнуть тяжелую руку не составляет никакого труда, несмотря на слабость от кровопотери: жить следователю остается не больше пятнадцати секунд.
Глядя, как черные брови мохнатой галкой сходятся над переносицей – в такие минуты всегда замечаешь всякую ерунду, чертовщина какая-то – Лайт мимоходом думает, что Айзава-сан слишком рассержен, чтобы заметить, как умирает.
Это жаль.

***

«…совершенно пустым. В здании не обнаружено ни одного человека.
Улики и свидетельства очевидцев неопровержимо доказывают, что приют, расположенный в г. Винчестер по адресу Уорси Лэйн, 12, еще недавно функционировал в обычном режиме. Поскольку интернат Вамми представлял собой закрытое частное учебное заведение, муниципальные органы не могут предоставить о нем никакой информации, кроме отчетов санитарной и пожарной инспекций и учебных планов, заверенных комиссией по образованию.
Поиски преподавателей и воспитанников интерната продолжаются.»
Бегло просмотрев протокол, Ягами Лайт рвет листок пополам, и еще раз, и еще.
Поражение не так значительно, и, разумеется, временно, и да, логика подсказывает ему: хоть что-то они должны были успеть раньше - но Лайт все равно чувствует, как от досады сводит скулы.

***

- Мисс Лавескью, прошу Вас, будьте повнимательней. Давайте повторим. С 1996 по 2002 год Вы, Линда Лавескью, воспитывались в интернате Вамми-Хаус… Я верно излагаю?
- Офицер, за те два месяца, которые я нахожусь здесь, все это мы уже обсудили шестьдесят два раза.
- Хоть шестьдесят пять!
- Шестьдесят два. Вы же все-таки детектив, - женщина улыбается поощрительно и лукаво, как улыбалась стеснительным студентам Художественной академии во время зачетов, - Вам к лицу точность.
- Послушайте, Лавескью…
Нет, сегодня уж точно не позволит ей вывести его из терпения, он так решил.
- Мы с Вами – взрослые люди. Вы понимаете, что своим упрямством вредите не только себе? Вы, кажется, просто вбили себе в голову, что детям что-то угрожает. Разуверьтесь, никто в полиции Великобритании не питается младенцами.
- Кажется, в последнюю нашу встречу Вы, офицер, уверяли меня, что у полиции есть точные сведения о том, что на базе приюта действовала система подготовки террористов.
Женщина откинула грязную прядь со лба и сгорбилась сильнее, - офицеру показалось, что она внимательно рассматривает собственные руки: точно видит их в первый раз.
Географическая карта, вот как называется этот цвет. Старинная карта на пергаменте – желтоватая кожа, пигментные пятна, извилистые сизые русла вен… интересное решение.
- Нам нужны только фамилии, - те, что удержала ваша память. Мы не собираемся наказывать малолетних – тем более что, по нашим данным, они подвергались постоянной идеологической обработке и психологическому давлению. После надлежащей проверки воспитанникам будет оказана помощь, и, пройдя курс реабилитационной терапии, они смогут вернуться в общество, смогут обрести утраченное детство…
- Офицер, Вы позволите мне стакан воды?
- Сожалею, мисс Лавескью. Поскольку Вы отказываетесь откровенно отвечать на вопросы…
Линда хрипло рассмеялась.
Ее карие глаза – кофе с каплей топленого молока, говорил ее итальянский возлюбленный, коричневый шелк, как писал эссеист, так и не закончивший ее биографию, – ее глаза сейчас казались черными.
Из-за расширившихся зрачков.

- Сожалею, мистер Ягами…
- Что опять?
- Линда Лавескью мертва. Кровоизлияние в мозг.
- Бессонница, да? Жажда, свет, - что?
- Мистер Ягами, мы отчаялись добиться от нее показаний. Простите за выражение, эта стерва – она бы ангела Господня довела. Мы были вынуждены применить некоторые меры воздействия, - мягкие, мягкие меры!
- Вы идиот, полковник! Неужели Вы не понимаете, что она злила Вас специально? Лавескью была прекрасно осведомлена о состоянии своего здоровья, - и знала о том, что останься она жива, ее бы раскололи, рано или поздно, так или иначе. Это был вопрос времени. Вы понимаете, что она вас провоцировала?
- Но…

***

Когда человек использует слово «чутье», он чаще всего имеет в виду какую-нибудь мистическую интуицию, способность читать в сердце собеседника и чуть ли не пророческий дар.
Но иногда чутье – все же просто обоняние, м-да, как-то так.
От этого таможенника за метр пахнет дорогим табаком, и дорогим одеколоном, и еще чем-то дорогим. Не тоской. Не смертью.
Наверное, именно из-за запаха Роджер шагает именно к этому столу - и протягивает новенькие международные паспорта ему.
Под обложкой верхнего - несколько разноцветных купюр.
Холеные розовые пальцы, лениво перелистывающие ламинированные странички, на миг застывают, наткнувшись на бархатистость денежной бумаги – сердце Роджера пропускает положенный удар – ладонь накрывает документ целиком, а потом хорошо отработанным жестом отправляется в карман форменного пиджака.
Паспорт по-прежнему лежит на столике контроля. Зеленоватого края верхней купюры под обложкой больше нет.
- Проходите, мистер Аткинс, - басит контролер.
Такой вкусный, маслянистый бас, думает Роджер, достигается только многолетним употреблением внутрь качественного алкоголя и высококалорийной, деликатесной пищи.
– Тут бы вот фотографию проверить, да… но мелькать в базе лишний раз – зачем оно нам, верно?
- Быстро, быстро, - недовольно бросает Роджер через плечо, успевая при этом почтительно и светски кивать. – Мы задерживаем, не видите?
Дети в количестве четырех, скромно потупившись, поспешно минуют контроль, младшие держатся за руки, – какая идиллия, хмыкает Роджер про себя. Он вообще терпеть не может детей… а сейчас, когда за них приходится бояться, он их просто ненавидит.
Да.
Ненароком Роджер смотрит на вывешенную над столом копию – ксерокс недавно принятого закона «О срочных мерах…» В названии закона есть «умиротворение», «агрессия» и много других длинных, вязких слов,
В нужный момент они воскресли из небытия – точно все эти годы ожидали своего часа.
Слишком много длинных слов, - поэтому для краткости закон называют «Законом о Господе Кире».
Таможенник перехватывает этот нечаянный взгляд – но ничего ужасного не происходит.
- Хы-ы, - осклабляются белые фасолины зубов. – Я агностик.

***

Враги повержены, раны затянулись, в синем февральском воздухе стынет обновленный мир – но Господь не спешит явить себя верным для поклонения.
Миками не понимает. Миками взывает к Богу.
- Это не рационально, - слышит он в ответ. – Под маской L Кира вездесущ и недоступен. Моя жизнь должна оставаться вне опасности, прокурор.
Миками смиренно склоняет голову – но целых несколько секунд не может отогнать мыслей о раскрашенной маске, скрывающей лицо. О людях, на которых раз за разом указывает перст Господа, о которых он не знает ничего – и поэтому их лица анонимны, как маски. И о пылающих знаках над ними, видеть которые могут лишь его глаза, - глаза, которым он обязан тем, что все еще жив.
Он, Теру Миками. Он, недостойный, однажды не сумевший исполнить волю Бога.
Миками в задумчивости проводит пальцем под бровью, точно очерчивая глазницу.
Прочь, прочь, искушение, прочь. Не моя вина, не мой грех.

то, что не влезло - последний кусочек
***
…можешь называть меня Заком.
- Заком? А может, Чаком? Или Леопольдом?
- Хм, - мальчишка посильнее прижимает телефон к уху и беззвучно подпрыгивает пару раз на месте: ноги все-таки мерзнут. - Можно и так. Но Зак мне нравится больше. Сладкие воспоминания детства, все такое.
- Так какие у меня гарантии? Ты позвонил по этому телефону – и я выслушиваю твои россказни. Но это - вовсе не достаточное основание обеспечивать документами чересчур умных сопляков, которых разыскивают легавые со всего света, если ты и об этом не врешь.
- Ты так и не сказал, шеф, - ты боишься Киры?
- Слушай, Зак, - голос в трубке берет тоном ниже. - Я с тобой не шучу. А если, ради разнообразия, люди не врут, и это действительно Промысел или еще какая неведомая хрень? Я, знаешь ли, слышал, что сам этот, как его, Эль признал, что бороться с этой штукой бесполезно.
- Это блеф, - мальчик усмехается; если бы тот, с кем он говорил, был бы рядом, это можно было назвать «усмешкой в лицо», но он говорит по телефону, и усмехнуться ему приходится в пустоту. – И, шеф… это сказал не Эль. Эль умер. Давно.
Шеф явно пропускает эти слова мимо ушей.
- … и тут являешься ты со своими байками о том, как обделывать дела у Киры под носом. Кому мне верить?
- Поверь мне, - предлагает мальчик доверительно. - Иначе тебе и твоим ребятам остается только закопаться как можно глубже - и вспоминать навыки плетения корзин, полученные на уроках трудовой подготовки в колонии для несовершеннолетних. Каждый день надеясь на то, что сегодня Господь Кира обратит свое внимание на кого-то другого.
Мальчик выжидает, прислушиваясь к хриплому дыханию в телефонной трубке. Поправляет поднятый воротник, потирает подбородок о шарф, - колючий ветер продувает пустырь насквозь, обжигая лицо, кожа неприятно немеет.
- Только Кира - такой же человек, как мы с тобой, шеф, - продолжает мальчик, когда находит паузу достаточной. – Если с ним пока нельзя бороться, то его можно провести. И я расскажу, как. Ну? В крайнем случае я могу обратиться еще к кому-нибудь… В памяти этого телефона есть и другие номера. Вот какой-то был Парсонс, например. Вы с ним что-то не поделили, как мне рассказывали, нет?
На этот раз тишина длится меньше – совсем чуть-чуть.
- Заберешь документы на вокзале, – через три часа. Ты, такой крутой, наверняка знаешь номер ячейки?
- Знаю, шеф, - это звучит с такой готовностью, что мальчик слегка нахмуривается.
- Вот и славно, - нет, нормально, решает мальчик, как раз в меру, - сразу же берите билеты и валите. Мои люди с тобой свяжутся…
Гудки.
Он нажимает «Отбой», небрежно сует телефон в карман и начинает дышать на замерзшие пальцы.
- Ну как, нормально? – бросает он в пространство, не глядя на того, к кому обращается.
Его товарищ, выглядящий даже младше, чем он сам, сидит на какой-то перевернутой железной бочке, сложив руки на коленях, - так безукоризненно прямо, как сидят только за школьными партами и только отличники. Кажется, будто холод не имеет к нему никакого отношения.
Услышав вопрос, он пару раз моргает круглыми, как у совы, глазами цвета нефти и неопределенно поводит плечом.
- Слишком много апломба, на мой взгляд. Ни на чем не основанного. Как всегда.
- Вот и разговаривал бы сам, если очень умный.
Собеседник не отвечает.
- Ну все, пошли тогда. Жрать хочу, аж желудок сводит. Вставай давай, ну?
- Я иду, - тот, к кому обращается Зак, поднимается на ноги, неловким движением закидывая за спину сумку. – Я рад, что ты хочешь есть. Это говорит о том, что опасный период депрессии уже позади.
- Опасный период… чего?
- Ничего, - медленная улыбка Пиноккио, опрокинутый полумесяц.
- Вот то-то же.
Несколько минут они идут молча, слушая, как подмороженная трава поскрипывает под подошвами. Наконец называвший себя Заком нарушает молчание.
- Знаешь, - он пинает сплющенную банку из-под колы, и продолжает, только дождавшись, только когда она перестает греметь по наледи, - а ты здорово тогда сообразил, мне понравилось. Как ты слюни пустил, - мама дорогая! Так натурально…
- Может быть, достаточно на сегодня?
- Нет, правда. Это была клевая идея. Копам ведь сказали, - ищите вундеркиндов, а тут идут два дауна по Винчестер-Роуд …
- Знаешь, Зед, - младший мальчик не отрывает взгляда от дороги, стараясь ненароком не провалиться ботинком в подмерзшую грязь, - это единственное, что можно было сделать. В обычной ситуации выдать за психически неполноценного себя - мне бы удалось, но вот с тобой могли возникнуть сложности, даже в темноте.
- Но когда мы были на том шоссе… это не составило труда, - он снова поводит плечом. - Ты так плакал.

Глядя, как черные брови мохнатой галкой сходятся над переносицей – в такие минуты всегда замечаешь всякую ерунду, чертовщина какая-то – Лайт мимоходом думает, что Айзава-сан слишком рассержен, чтобы заметить, как умирает. Это жаль.

логика подсказывает ему: хоть что-то они должны были успеть раньше - но Лайт все равно чувствует, как от досады сводит скулы

Миками в задумчивости проводит пальцем под бровью, точно очерчивая глазницу. Прочь, прочь, искушение, прочь. Не моя вина, не мой грех.
Это мои любимые моменты...
Мне каждый раз так приятно читать в этом тексте, что у идеального Лайта в его идеальном мире были какие-то мелкие проколы!.. Но от того, НАСКОЛЬКО они мелкие - действительно страшно.
Но да, я дурак - и у меня возникла надежда, что "наши победят".

Про Роджера и запах таможенника - просто чудесно...

Финальная фраза бьет по мозгам...
Спасибо.

Круто. Хорошо, что не откровенный Апокалипсис - а его тень, отголоски, налет - в каждой фразе. Особенно в финальной, о да.

Но да, я дурак - и у меня возникла надежда, что "наши победят".
У меня вот тоже)

Роджер и таможенник - да, это страшно крутой момент.
Брови Айзавы. Улыбка - опрокинутый полумесяц. Миками с его вечным поклонением, с его "не моя вина, не мой грех".

И мне очень, очень, очень понравилась Линда. С ее цветами, болезнями, любовниками. Мне ее очень жаль. Едва ли не впервые мне не безразлична была фанонная Линда.

Спасибо за фик, огромное.

Медичка Шани, спасибо, дарлинг *я и еще раз скажу)))*
у меня возникла надежда, что "наши победят".
Ну дык. Сабмаркет же.
Китахара не откровенный Апокалипсис
я тоже, тоже думаю, что когда не откровенно - лучше. Вернее, только неоткровенно и можно. Спасибо, что отметил.
И мне очень, очень, очень понравилась Линда. С ее цветами, болезнями, любовниками. Мне ее очень жаль. Едва ли не впервые мне не безразлична была фанонная Линда.
Вот это да О__о. Вот это здорово. Автор доволен страшно.
Автор скоро соберет коллекцию собственного фанона про эпизодических персонажей в десноте, кошмар
Спасибо за фик, огромное
Да что ты. Я так рад, что понравилось.

Автор скоро соберет коллекцию собственного фанона про эпизодических персонажей в десноте, кошмар
Ничего не кошмар, вот ещё. У автора Линда, в которую можно влюбиться, например. Потому что она очень красивая и очень гениальная. *не умеет сейчас интересных слов, извините*

У автора текст, который я люблю, под песню, которую я люблю.
... а это - друг чувака, его штырит.
Реальность фика жестокая, как книжка про Чарли Чу-Чу и настоящая, как мой остывший чай... А финал неотвратимый, как поворот колеса; хей, ю, don't tell me there's no hope at all.

Ааа. Что ж так мааааало? *страдает* Да, я знаю, что в приличном обществе невежливо первым комментом просить проды, но... Уыы.
И чёрт, я снова повторюсь, - эта песня! Как ты так угадал...
И чёрт, как из-за одной маленькой детальки всё вот так вот меняется... Hey you!
И Айзава, который слишком злится, чтоб заметить, как умирает, - это так в точку; и полумесяц улыбки, и что Лайт похож на сестру - это прекрасно.
А ещё я прочитал название улицы как Worthy Pain, и это было так глупо, но так жутко.
Линда - чудесная, цельная, взрослая Линда, а не какой-то там фоновый фанон, на который и слов жалко. Сильная женщина - такие иногда встречаются в застенках.
Роджер, который ненавидит детей ещё больше потому, что о них сейчас надо заботиться и что он за них в ответе, вхарактерен до боли. Таможенник-агностик - я просто выпал. Есть такие типы, в любую эпоху будут в масле кататься, очень красочный образ вышел.
Миками... бедняга Миками. А не хочет ли он - иногда, в предсонном бреду, приглушая даже мысли, хотя и зная, что Кира их не прочтёт, - выколоть себе глаза? Потому что сколько может работать уже надломленный однажды инструмент?..
И детки эти в конце - хорошо, что их всё-таки двое... И спасибо, что они - да, напоминают, но не повторяют известных нам героев. Другие - и живые. И надеюсь, и дальше будут живыми. Оно действительно всё циклично - и история, и песня эта, которая звучит поверх. Колесо, мать его, ка. Пусть им - повезёт.
А ещё спасибо за все прекрасные элементы антиутопии, с которых меня так прёт, - законы, контроль, государственный произвол, и "мягкие, мягкие меры"... И за весь сабмаркет, который цветёт при этом. И за ранее взросление - тех, кому удасться выжить и избежать зачисток. Жестоко, достоверно, и чёрт побери опять, я всё-таки хочу продолжения. *вздох* Потому что это... мм, есть такой финский праздник, кекри. Слово, которым обозначается начало и которым обозначается конец. Вот оно, мне кажется, подходит.

И в завершение: сдаётся мне, одного (или нескольких) спасибо тут будет мало. Поэтому - считай, что я тебе должен. Если ты когда-нибудь придумаешь что-то, что хотел бы почитать по нашему канону, скажи мне. Это будет равноценный обмен.

Ti Flimmern
Слушай, друг чувака, на Чарли Чу-Чу мозг сказал "Бззз!" и сдох совсем.
На самом деле если б не ты – я б это не дописал, правда.

Ka-mai
читать дальшеНу я тебе так скажу. Я твой коммент перечитал четыре раза и ага, пару раз всхлипнул. И мне даже почти не стыдно.
Ты все так правильно понял… И такие, как тутошняя Линда, встречаются – если она мне удалась, то это неепически здорово. И про Миками ты угадал то, что я боялся написать. Но так оно и есть. Совершенно точно. И за антиутопические ужасы я очень боялся – и мне было очень важно и очень нужно их проговорить.
Значит, оно все было не зря. Я тупо счастлив, вот тупо. Вуу-хуу!
А мысль начет проды посещала меня с самого начала… но это было бы комплитли крейзи, нэ? Но хотелось, чего там.
И – спасибо тебе за эту заявку, она обеспечила мне неделю полного мозговыноса и охренительного вштыра. Если мне придет в голову что-нибудь подобное по качеству – я твоим предложением насчет ответа с благодарностью воспользуюсь.

Мацуда удачно вписался... да тут все удачно вписалось, чего там. Из того, что еще не упоминали - Это жаль. - порадовало не меньше, чем фирменная улыбка или чутье Роджера.
И ваммики все вхарактерные, ой *протирает глаза*.
Спасибо, утащу в коллекцию и буду перечитывать.

Aizawa, я тоже счастлив, что ты это написал, и вчера меня ещё долго штырило, так что это ты тоже виноват, что я нифига не выспался. :Р
И я всё ещё очень поддерживаю мысль про проду, пусть и комплитли крейзи, но мне же интересно... вот хотя бы что стало с Мисой и с той же Саю, и с Сатико, например. И с детьми этими. И - с теми, которые в конце уже не упомянуты (хотя это и страшно будет узнать).

J.Raiden, мррр, тебе спасибо
*я еще докопаюсь на предмет бетской пятки^__^*
Это жаль. - порадовало не меньше
И мне этот момент тоже очень - ну не то чтобы нравится, это не то слово... но я доволен, как он получился)
Ka-mai
И я всё ещё очень поддерживаю мысль про проду,
Оу...*все больше проникается идеей* знаешь, я попробую, правда. Вдруг срастется. Обещать не буду - но попробую.

а вот и я, всеми любимый тормоз-кун, который решил, что от депрессий надо лечиться антиутопиями!

в первую очередь: в это веришь. в это веришь, правда.
весь первый кусок вообще настолько отличный. я бы хотел что-нибудь выделить, но боюсь обидеть то, что не выделю.
да ладно, что я. они все отличные.

Лайта, который рвет протокол, я - уникальный случай - вижу прямо картинкой, как в манге. тебе явился дух истинного Обаты?..))
Линда такая настоящая, такая умница, так жаль. такие красивые цвета.

Роджер и его ощущения. чутье и "вкусный, маслянистый бас". вот правильно: когда нет смысла надеяться на "шестое чувство", всегда остаются старые добрые пять.
отличный акцент на новых словах, я вообще неравнодушен к "приветам от филологов".
с Миками тоже очень читаемо, конечно. но странно только: что же Лайт, такой умный, не прогонит искушение сам?
впрочем, они, кажется, всегда такие. *мучительно морщится*

а вот теперь дети.
дети - это шикарно.
я вообще не понял, как ты это сделал. ты же их вообще не описывал - а они такие живые, такие ощутимые. такие несчастливые, сильные, живучие, и скоро будут злые, и с ощущением, что весь мир у них на плечах - а им ведь тоже хочется жрать, спать, плакать.
ка-акая последняя фраза, господи.
но вот именно поэтому в них и верится. потому что они уже не за абстрактное провосудие. не за гипотетическую справедливость. и вот у них-то будут все небесные причины.

вот и я, всеми любимый тормоз-кун
оееее, ты дошел! ты прочитал. еее. *сияет*
Лайта, который рвет протокол, я - уникальный случай - вижу прямо картинкой, как в манге.
Это прекрасно, я на такое и не надеялся, правда.
тебе явился дух истинного Обаты?..))
И Обы. Верхом на мини-моске. Три любимых персонажа.
А вообще - это я под напускным стебом пытаюсь скрыть растекание в лужицу, ага.

про детей - блин, тут я и понял, что ты мне в аське писал. Блиииин. Ну. О таком читателе можно только мечтать.
Я так трясся над этим куском, так боялся переангстить.
Если живыми кажутся, то оно... оно самое оно, в общем. "все небесные причины", да.
*понял, что ничего точнее не скажет, заткнулся, просто тихо булькает от счастья*
А еще я понял, как соскучился по этому тексту *_____*